Читать эротические истории, смотреть порно

Это случилось, дай Бог памяти, в 1983 году. Да, именно тогда, в восемьдесят третьем. Мне в ту пору стукнуло восемнадцать лет, я окончил первый курс института. И вдруг мне страстно захотелось поехать в Ленинград посмотреть белые ночи. Я называю этот город Ленинград, а не Питер, потому что именно так он в те времена и назывался. Я решил поехать туда один. Не потому, что не было с кем, а просто хотелось побродить по городу одному, быть хозяином самому себе и ни с кем не согласовывать свои планы.

Я решил, что как взрослый человек, вполне могу поселиться в гостинице. Но мама на всякий случай дала адрес своей тетки — пожилой блокадницы Полины Львовны. Я сунул листок с адресом и телефоном в карман пиджака, надеясь, что он мне не пригодится, и отправился на вокзал. Но я не учел, что посмотреть ленинградские белые ночи жаждал далеко не я один. Исколесив почти весь город, потратив кучу денег на такси, трамвай и метро (хоть проезд в метро тогда и стоил 5 копеек), я понял, что найти место в гостинице мне не удастся. Разыскав телефон-автомат, я позвонил Полине Львовне.

Похоже, она не слишком обрадовалась мне. Виделись мы с ней всего один раз, это было лет десять назад. Тем не менее, пробасила в трубку:

— Почему ты сразу ко мне не поехал? Приезжай немедленно, конечно же, дам я тебе приют!

Моя (не знаю степень родства, наверное, двоюродная бабушка) жила почти в центре, на Васильевском острове, в большой коммунальной квартире. Она занимала две смежные комнаты, одна из которых, проходная, была просто громадна — метров сорок, не меньше. А вторая — маленькая, десятиметровая. Скорее всего, она была отгорожена во время заселения. Сколько в квартире было еще соседей, я так и не разобрал, да это и неважно. Муж Полины Львовны, капитан первого ранга, погиб на войне, а дети, дядя Сева и тетя Галя, кузин и кузина моей мамы, обзавелись семьями и жили отдельно, причем дядя Сева — в Гатчине, а тетя Галя — в Нижневартовске.

Однако в данный момент Полина Львовна была не одна, к ней в гости (также на белые ночи) прикатила внучка ее подруги из Горького — шестнадцатилетняя школьница Варя. Варя была некрасивая девочка. Конечно, с точки зрения своего нынешнего возраста, я мог бы сказать, что она была мила — мила по-своему, как все молодые девчонки.

Лицо у нее было слишком вытянутое и конопатое (так веснушки иногда добавляет определенный шарм), нос маленький и курносый (но ведь хуже, когда он мясистый и загнутый вниз), а подбородок — наоборот, выпирающий (так это же лучше, чем когда его просто нет!). Ее рыжевато-соломенные волосы были жесткие и непокорные, из них очень тяжело соорудить подобие прически. Фигуру она имела тощую, на которой совершенно невозможно отыскать грудь, а ведь в ее возрасте пора бы и обзавестись этим предметом. И ноги тонкие, хоть и довольно длинные. Единственным украшением на всем теле была очень аккуратная и кругленькая попка. И она уже умела ею вертеть.

Я распаковал свой чемодан, передал Полине Львовне все приветы и рассказал последние новости. Она велела называть себя тетя Поля, на том мы и порешили.

— А вы куда сейчас пойдете? — спросила меня Варя, когда я, передохнув с дороги, собрался на экскурсию по городу.

— Не знаю. Наверное, в кунсткамеру, а потом в зоопарк. А потом просто погуляю по набережным, хочу посмотреть на разведение мостов.

— Ой, а можно и я с вами?

Хоть я и был старше всего на два года, она обращалась ко мне на «вы». Конечно, я не был рад обществу этой девицы, ведь я собирался осматривать Ленинград в одиночестве. Если б она была красавица, я бы еще стерпел… Но что поделать, отказывать было неудобно, ведь не только она, но и тетя Поля могла бы обидеться. А наша хозяйка уже радовалась тому, что внучка подруги будет под присмотром. Пришлось смириться.

Мы гуляли часов до трех ночи. Набережные были полны народу. Освещаемые зарей и светлым июньским небом, по Неве медленно проплывали корабли. Так же не спеша вдоль Невы разгуливали парочки. Я тоже взял Варю под руку, что вызвало ее (тщательно скрываемую) радость, и она трепетно прижалась ко мне. Видимо, девочка не особо избалована ухажерами. Домой мы вернулись, когда солнце уже освещало утренние улицы. Полина Львовна предусмотрительно снабдила нас ключами, чтобы мы не будили ее и соседей. Теперь было одно желание — поскорее вытянуть ноги и закрыть глаза.

Тетя Поля постелила Варе на огромном старинном кожаном диване, где мог бы разместиться эскадрон гусар вместе с лошадьми, и отгородила ее уголок раскладной ширмой на деревянном каркасе. Мне она приготовила постель на раздвижном кресле-кровати, решив, что мне, как мужчине, сойдут и спартанские условия проживания.

Проспали мы часов до двенадцати. Завершив туалетные процедуры, я собрался пойти в Эрмитаж. Конечно же, Варя увязалась со мной. Мы заглянули еще в Исаакиевский собор, но допоздна загуливаться не стали, побродив немного по улицам, часам к девяти вечера вернулись домой.

В эту ночь я долго не мог уснуть. Меня раздражали старинные напольные часы, которые прошлой ночью по причине усталости я не слышал. Теперь меня раздражало их тиканье и удары. Двенадцать… один… два… В третьем часу до меня донеслись звуки из-за ширмы, напоминающие не то всхлипывание, не то плачь, не то стон. Что-то случилось с Варей. Ей плохо? Прежде чем разбудить тетю Полю, гренадерский храп которой доносился из соседней комнаты, я решил проверить сам, не нужна ли Варе какая-нибудь помощь. Я потихоньку встал и, подойдя на цыпочках, заглянул за ширму. Да, помощь ей была нужна, но не медицинская.

Из-за белых ночей в комнате было довольно светло. Варя лежала на спине с закрытыми глазами. Ее ноги были согнуты в коленях и раздвинуты как у лягушонка. Левой рукой она придерживала подол ночной рубашки на уровне пупка, а правой мастурбировала. Она извивалась, двигала попкой, при этом всхлипывала и постанывала. Она не замечала, что я наблюдаю за ней, а я никак не мог прийти в себя и оторваться от этого зрелища, которое сильно возбудило меня.

Я никогда не видел мастурбирующей девушки. Честно говоря, я был вообще еще мальчик. У меня в жизни был всего один случай, когда я мог потерять невинность, но я им не воспользовался. В нашей институтской группе училось только три девушки: специальность техническая, девчонки туда идут неохотно. Две из них — явные недотроги, а одна, Рая, девушка весьма фривольного поведения. Как-то на вечеринке у Виталика, приняв лишку, она прижала меня в буквальном смысле к стенке и о чем-то болтала. Но при этом ее опущенные вниз руки были сцеплены пальцами в замок на уровне моего паха, она раскачивалась вперед-назад и, прижимаясь ко мне, как бы невзначай касалась руками того места, где с каждым ее прикосновением все сильнее напрягался мой половой орган. Мне становилось неловко, и я постарался отделаться от Райки. Я тогда просто не понял, чего она от меня добивалась.

Через некоторое время я заметил, что давно не видел своего приятеля Павлика. Я пошел его искать, вышел на лестничную площадку, где курили ребята. Я спросил у них, где Павлик, кто-то показал пальцем наверх. Квартира Виталика была на последнем этаже, но вверх шел еще один пролет к площадке перед выходом на чердак. Я поднялся на один марш и увидел Райку. Она стояла в позе рака, задрав на спину юбку и придерживая ее руками. Кружевные трусики были спущены до колен. А сзади ее долбил Павлик, не снимая брюк, лишь расстегнув ширинку. Заметив меня, Райка взвизгнула и отскочила в сторону, стыдливо натянув юбку на колени, а Павлик так и остался стоять с торчащим из ширинки членом. Я извинился и, спустившись вниз, попенял ребятам, что же они, мол, не предупредили, что Павлик там не один.

Теперь я наблюдал за Варей, не в силах уйти и, одновременно, боясь выдать свое присутствие. В соседней комнате затих храп, и раздались шаркающие шаги. Варя быстро одернула ночнушку и тут увидела меня. На мгновение мы застыли, она смотрела на меня испуганными глазами затравленного волчонка. Я быстро, в три прыжка, достиг своего ложа и накрылся одеялом. Я думал, тетя Поля сейчас выйдет, но через мгновение послышалось характерное журчание струи в ночной горшок, потом звякнула крышка, снова шаркающие шаги и все затихло. Лишь часы в тишине пробили три раза.

Наутро Варя краснела при виде меня и отводила взгляд. А я делал вид, что ничего не случилось. Пусть думает, что ей померещилось или, что я страдаю лунатизмом. Чтобы снять неловкость, я предложил поехать в Петергоф. Мы доехали туда на «Ракете», погуляли среди фонтанов, потом забрели в какой-то отдаленный, совсем дикий уголок парка. Тут не было ни души. Внезапно мне отчетливо представилась виденная ночью картина. Не помня себя, я прислонил Варю к лиственнице и поцеловал в губы. А рукой я задрал ее платье и забрался ей в трусики, нащупав там влажненькие волосики и совсем мокрую щель.

Она лишь тихо, одними губами шептала «нет… нет…» но совсем не сопротивлялась. Она терлась о мою руку, все больше наполняя свои трусики влагой. Я взял ее на руки и затащил в какие-то кусты, положил на землю, и мы оба потеряли невинность. Когда мы отдышались, она поправила (как могла) прическу при помощи расчески и зеркальца, но состояние ее платья оставляло желать лучшего. Хорошо хоть не было порвано, но сзади грязное пятно и еще следы крови и спермы. Пока мы шли из парка, я обнимал Варю за талию и загораживал ей задик ее сумочкой, которая висела у меня на локтевом сгибе. Потом усадил ее на лавочку и подогнал такси.

Слава богу, войдя в квартиру, мы не встретили никого из соседей, и тетя Поля тоже куда-то ушла. Варя, не стесняясь меня, сняла платье и трусики, надела халат и пошла в ванную. Пока она переодевалась, я заметил, что грудь у нее, все-таки, есть. Хоть и небольшая, но упругая и с крупными сосками. Я улегся на кожаный диван и стал вспоминать пережитые ощущения. Во мне горело дикое желание, но открылась дверь и вошла тетя Поля.

Ночью Варя сама высунулась из-за ширмы и позвала меня. Я скрутил муляж из своего одеяла, будто бы я сплю в своем кресле-кровати, на тот случай, если вдруг выглянет тетя Поля, и забрался под одеяло к Варе. Она была просто неутомима, за эти несколько дней она буквально высосала из меня все соки всеми своими четырьмя губами. Мы каждый день ездили в Петродворец на наше укромное место в парке, благоразумно прихватив подстилку. И ночью, когда тетя Поля укладывалась, мы развлекались на моем диване. Но настало время возвращаться домой — ей в Горький, а мне — в Москву. Я испытывал чувство вины перед ней, я ее не любил, но мне казалось, что я должен на ней жениться. Правда, для этого ей надо было стать совершеннолетней. Не знаю, что испытывала она, мы никогда не говорили с ней на эту тему и не строили планы на будущее, мы жили только настоящим.